<== Предыдущая страница        Оглавление        Клинцы        Следующая страница ==>


 

Петропавловская церковь

Не менее трагической была судьба Петропавловской церкви. Построена церковь в 1848 году на средства местных купцов с одной целью: стать оплотом господствующей церкви в старообрядческом посаде.

При Советской власти в 1920-е годы из церкви были изъяты драгоценные серебряные оклады с икон. В 1929 году был поднят налог за аренду церковной земли, что резко ударило по бюджету общины. В 1936 году судили Фому Улезко и Ивана Лебедева за кустарное производство свечей. Судья Ицков присудил им выплатить штраф. В 1936 году церковь была закрыта. Были сняты купола, кресты. 16 марта 1937 года в Клинцы приехал герой Советского Союза Михаил Михайлович Громов. В Клинцах он навестил родителей своей жены, Нины Кухаркиной, выступил в помещении клуба фабрики им. Ногина. Громов рассказал о трудной и романтической профессии летчика и призвал открыть в Клинцах авиационный клуб. Летом того же года городская и партийная власть отдали под клуб здание Петропавловской церкви, предварительно содрав с нее купола. А в 1937 году были арестованы священнослужители Петропавловской церкви. Все они погибли. Казалось, с религией было покончено навсегда.

Но в 1941 году оккупанты разрешили верующим восстановить свои храмы и свободно исповедовать религию. Таким отношением к религии оккупанты пытались противопоставить себя, свою оккупационную политику большевикам и заполучить благосклонность завоеванного народа. Прихожане же исходили из того, что Бог выше политики. Все, для кого Петропавловская церковь была родным домом, собрались, помолились и, положившись на волю Бога, взялись за восстановление храма. На свои скудные средства, своими руками люди восстановили церковь. Чертежи храма отсутствовали, поэтому при восстановлении очертания купольного завершения колокольни изменились. В 1942 году церковь была освящена и началась служба. В 1943 году, когда немцы стали готовиться к отступлению, у прихожан появилась тревога за судьбу храма. Но за годы войны Сталин изменил свое отношение к церкви, видимо, почувствовал, что без поддержки верующей части населения, без поддержки церкви врага не одолеть.

Когда в Клинцы вошли красные, Советская власть, к радости верующих, не только не закрыла храм, но даже разрешила зарегистрировать церковные общины. Тогда заново был перестроен иконостас, полностью восстановлено внутреннее убранство церкви. В церковной сторожке поселился священник. Храм в те годы принадлежал Орловской епархии.

Еще с дореволюционных времен Петропавловская церковь была обнесена высокой кирпичной оградой, которая в 1930-е годы не была разрушена. Сохранились даже надгробные плиты погребенных у стен церкви граждан города. От паперти церкви к Большой улице вел длинный, около ста метров, проход шириной до 5 метров. Зажатый между высоких, четырехметровых стен проход напоминал коридор. Вдоль центральной дорожки, вымощенной красным кирпичом, росли с обеих сторон цветы и кустарники. Вход со стороны Большой улицы был украшен ажурной кованой решеткой ограды и воротами с калиткой. При входе, справа от ворот находилась часовня, поставленная в память гибели великого реформатора, императора Александра Второго. Часовня носила имя его небесного покровителя, святого Александра Невского. Здание часовни было в форме куба, украшенного художественной кирпичной кладкой и накрытого невысоким куполом. Часовня выступала за красную линию улицы и несколько сужала проход по тротуару. Но это не мешало пешеходам.

Почти 15 лет до 1962 года община Петропавловской церкви жила своей жизнью. Внешне, казалось, все обстоит благополучно. Но никто не знал, каким было отношение власти к людям верующим. Уже в первые послевоенные годы отношение к верующим стало меняться. Снова появилась подозрительность, возобновилась слежка и доносительство о жизни в общине. Верующим не давали служебного роста, не присваивали заслуженных званий передовика производства, “забывали” начислять премии. Молодежь в храм не пускали. Перед службой у ворот храма дежурили дружинники и наблюдали, кто входит в храм. А на Пасху выделялся дополнительно наряд милиции, чтобы не пропускать молодежь в церковь. В конце Хрущевской “оттепели” наступили “заморозки”: власти стали закрывать и сносить церкви, готовиться к “пришествию” Коммунизма. “Пришествие” Коммунизма было назначено на 1980-й год.

В 1962 году настала очередь клинцовской Петропавловской церкви. Сначала в клинцовской газете “Труд” стали часто появляться статьи, в которых доказывалось, что церковь всегда защищала классовые интересы эксплуататоров, призывала безропотно подчиняться своим царям, использовала церковные посты для оправдания голода, в который ввергали крестьян помещики-эксплуататоры. Наконец власти предупредили священника Андрея Жамойтина о предстоящем закрытии храма, и он срочно выехал в епархию за советом.

Церковь не удалось отстоять. Закрытый и оскверненный храм почти год стоял с покосившимся набок крестом. А когда страсти улеглись, церковь стали перестраивать в спортивный клуб. В течение нескольких месяцев школьников, комсомольцев водили вместо уроков физкультуры соскабливать со стен храма иконопись, выламывать из земли чугунные надгробия почетных граждан города и сдавать в металлолом. Это называлось “воспитывать молодежь в духе коммунизма и преданности делу родной коммунистической партии”.

Возрождение храма началось в 1991 году. Помогла “перестройка”. Церковь восстановлена молитвами и делами священника Александра Жамойтина. Низкий поклон ему и вечная память!

Внешний облик церкви приближен к первоначальному проекту. Внутри здания теперь не деревянные, а мраморные полы. Стенная роспись восстановлена местным художником Александром Андреевичем Цыриком. Храм вновь освящен и теперь ему предстоит долгая жизнь. Моя хорошая знакомая, Оксана Иосифовна Курцвайль недавно подарила приходу Петропавловской церкви уникальную икону Николая Угодника, икона написана на белом мраморе. Священник сказал, что это самый дорогой подарок для церкви и будет храниться в Петропавлоаской церкви вечно. Хочется, чтобы список жертвователей приумножался и, чтобы о каждом подношении церкви было известно прихожанам.

Память моя хранит воспоминания о Петропавловской церкви из далекого детства. Еще маленьким ребенком привели меня родители в церковь, я и не помню, в каком возрасте это было. Настоятелем храма был отец Стефан Федорович Лапчинский, священником – отец Александр, дьяконом – Арсений Александрович Калиновский. Все они были арестованы в 1937 году и не вернулись.

Лет с шести я стал присутствовать на церковной службе, но не у алтаря, а на хорах, куда брал меня отец. Папа, Максим Кононович, был церковным певчим и не пропускал ни одного праздника. У него был красивый сочный тенор. Следует сказать, все лучшие голоса города собирались в то время в церковном хоре. Когда я поступил в хор, голос у меня был по-мальчишески высокий. Это был 1924 или 1925 год. Регент церковного хора Червонюк сказал: “У хлопчика дискант и хороший слух, пусть поет”. Червонюк был регентом с 1924 года. Он оставил регентство по болезни.

Знаю, что до Червонюка, примерно с 1918 по 1924 год, регентом хора был Александр Михайлович Смоленский. В 1918 году он закончил Черниговскую Духовную семинарию. Его отец, Михаил Смоленский, служил в церкви в Поповой Горе (Красная Гора). В годы империалистической войны при четырехклассной Стодольской школе Александр Смоленский создал детский хор. Смоленский занимался с детьми и при Петропавловской церкви. В 1916 году детский хор Смоленского выступал перед ранеными госпиталя, который размещался в здании женской гимназии. Иван Кузьмич Багравцов рассказывал, что он мальчиком пел в хоре Петропавловской церкви. Во время репетиции Ваня сфальшивил. За фальшь получил от регента пощечину, но уклонился и пощечина досталась сыну Лапикова. А отец Лапикова, не разобравшись, пропел басом: “Так и надо, сын мой”.

А до Смоленского регентом был Иван Павлович Куленко. Он вспоминал, что после богослужения староста храма преподносил ему 5 рублей золотой монетой.

Заслугой всех регентов было то, что в храме была собрана нотная библиотека из произведений русских композиторов: Рахманинова, Турчанинова, Бортнянского, Чеснокова, Чайковского. После Червонюка хором управлял Григорий Михайлович Дядечко. Червонюк, Куленко, Дядечко стали моими первыми учителями пения. Спевки церковного хора проводились раз в неделю в кирпичной сторожке, стоявшей против северной стены храма.

В церковном хоре 1920-х годов пели: Куленко Иван Павлович – тенор, бывший регент, Лемнев – бас, мой отец, Максим Кононович Храмченко – тенор. В хоре пели братья Мехедовы: Яков Мехедов, считавшийся в то время лучшим тенором в городе, и его младший брат, имя не помню. Яков Мехедов жил на Дурнях, имел пасеку. Еще до войны он переехал в Москву. В 1950-х годах Яков Мехедов приезжал в Клинцы, уже стариком, заходил к нам на Михайловскую улицу. Еще жив был мой отец. Несколько вечеров мы провели вместе и даже пели любимые нами произведения. В церковном хоре участвовали также Григорий Филимонович Храменок – баритон. Пел также некий Дзенджил. Было это имя или прозвище, не знаю. Постоянными участниками церковного хора были Василий Никифорович Улезко, обладавший сочным тенором с красивым тембром, Павел Джура – отец Иосифа Павловича и Прасковья Васильевна Боровикова – сопрано. Ее отец, Василий Боровиков, имел нежный лирический тенор и с предвека пел на клиросе. Василий Боровиков был к тому же известный в Клинцах весельчак и рассказчик, а также “природный” рыбак. Несмотря на возраст, пешком ходил на реку Ипуть. Умер в глубокой старости. В моем альбоме сохранилась фотография церковного хора Петропавловской церкви, где собрались все участники хора вместе со священниками – отцом Стефаном Лапчинским, отцом Александром, а также псаломщиком Калиновским.

Во время войны, когда Петропавловская церковь была восстановлена, к управлению хором на короткое время вернулся Иван Павлович Куленко. Был он уже очень пожилой человек, но церковное пение знал в совершенстве. К тому времени я стал достаточно подготовленным в пении и подменял регента. В хоре пел Петр Иванович Беззубенко – тенор. В годы войны в церковный хор пришли учителя: учитель Калиновский Николай Александрович (его отец был дьякон, жил по ул. 8-марта), директор школы Андриевский, директор первой средней показательной школы – Александр Михайлович Смоленский, где он преподавал литературу. Смоленский и в годы войны оставался директором школы. У него был прекрасный баритональный бас, голос сильный, звучный. Александр Михайлович пел со школьным хором, выступал в сольных номерах во время школьных праздников. Смоленский с детства был знаком с церковным пением, поскольку вырос в семье священника и закончил Духовную семинарию. После войны власти наказали А.М. Смоленского за “политическую близорукость” и не допустили к прежней работе, но разрешили преподавать в деревне Чертовичи (Ольховка).

После Куленко регентом стал Григорий Михайлович Дядечко. Он был мне хорошо знаком как руководитель хора самодеятельности при Зубовской фабрике, где я пел в довоенные годы. Григорий Михайлович создал замечательные хоровые группы на Почте и в Обществе слепых. Его музыкальные коллективы получали первые места в городских олимпиадах художественной самодеятельности. Г.М. Дядечко был очень грамотным музыкальным руководителем, большим любителем и знатоком классической и духовной музыки. В моей нотной библиотеке хранятся партитуры нескольких вокальных произведений с дарственной надписью Григория Михайловича.

В середине 1950-х годов регентом хора стал Прохор Николаевич Дроздов. Он приехал в Клинцы из Гомеля, где жила его семья: жена и две дочери. Прохор Николаевич был человек сложной судьбы. В детские годы он остался сиротой, был воспитанником Ниловского монастыря в Осташкове. В Клинцы был прислан епархией, был дьяконом и регентом церковного хора. Первое время Дроздов жил в доме моего друга и соседа Михаила Морозова, через дом от моей усадьбы. В его комнате стояла фисгармония, полочка с книгами, стол и кровать. Близкое соседство открывало возможность почти ежедневного общения с Прохором Николаевичем. Мы часто собирались за общим столом, устраивали совместные пения: Михаил Морозов – бас, Прохор Николаевич – баритон и я – тенор. К нам присоединялись моя жена Полина и сестра Тася – жена Миши Морозова. В домашней фонотеке я храню запись голоса Прохора Николаевича, звучащий под аккомпанемент фисгармонии, а также церковного хора Петропавловской церкви под руководством Дроздова и его сольное исполнение. Записи были сделаны в 1957-58 годах.

Вскоре к Прохору Николаевичу приехала жена, и они переселились поближе к Петропавловской церкви в дом на три окна, на углу улиц Александрова и Петропавловской (ул. 25 октября, теперь ул. Кюстендильская).

В 1961 году Миша Морозов с моим отцом, Максимом Кононовичем, по совету Прохора Николаевича, побывали в Черниговском Спасо-Преображенском соборе, где они поклонились мощам святителя Феодосия Черниговского. Ночевали оба в доме регента храма, большого друга Дроздова. Паломничество в Чернигов стало памятным, поскольку в 1962 году собор был закрыт “воинствующими безбожниками”. Спустя годы, Спасо-Преображенский собор Чернигова был превращен в музей.

Дроздов жил в Клинцах до середины 1960-х годов, а затем уехал в Гомель.

До 1932 года каждую неделю я пел в церковном хоре. С поступлением в техникум пришлось на долгие годы оставить церковь. Посещение церкви в те годы было небезопасным, меня могли исключить из техникума. Вернулся в церковь я в 1942 году и уже не оставлял клирос до 1961 года, когда церковь была вновь закрыта.

Традиции дореволюционного церковного хора к 1942 году еще не были забыты, более того, мастерство исполнителей достигло очень высокого уровня. Это стало возможным благодаря управлению грамотных регентов и подбору опытных вокалистов.

В послевоенные годы в хоре пели: Степан Федорович Медков – бас, Михаил Никифорович Улезко – бас. В церковном хоре пели знаменитые клинцовские голоса: Ремнев – редкой красоты бас, Лапиков – бас, Петр Иванович Беззубенко – тенор, Ольга Никитична Шаповалова – альт, Ольга Владимировна Евмененко – альт, Ефросинья Кирилловна Дмитроченко – сопрано, Мария Петровна Бруева – сопрано, Елизавета Ивановна Куленко – сопрано, Шура Прохоренко (Слатина) – солистка с превосходным сопрано, Анна Прохоровна Пригоровская – альт, Любовь Демьяновна Маковейская – сопрано, Василий Григорьевич Смоляков – тенор. Смоляков заменял регента.

В церковном хоре я и сестра Тася с детства приобщились к старинному хоровому пению. Здесь мы познакомились с произведениями Бортнянского, Березовского, Веделя, Чеснокова, Турчанинова, Архангельского, Ломакина, Сарти. В моем домашнем архиве до сих пор хранятся партитуры произведений, некогда исполнявшихся в хоре Петропавловской церкви. Среди них “Херувимская песнь”, переписанная моей рукой из “Сборника песнопений Литургии святого Иоанна Златоустого…”. Сборник был составлен иеромонахом Виссарионом (Уваровым), под редакцией иеродиакона Иосифа и издан в Санкт-Петербурге в 1912 году. Среди моих рукописных нот есть “Архангельский глас” композитора Бортнянского, написанный для трио, “Многая лета”, “Господи, услыши молитву мою” и “Слава в вышних Богу” композитора Архангельского, “Хвалите имя Господне” композитора Маслова, “Разбойник” – произведение на три голоса композитора Воротникова, “Отца и Сына” композитора Орлова для трех голосов, концерт “Возведох очи мои”, Христос Воскрес” композитора С. Рахманинова на слова Мережковского – теноровая партия, “Ирмосы Воскресные” греческого напева на четыре голоса А. Львова, “Покаяния” композитора Веделя – для трио. Нотная бумага тогда была дорогая, и я писал ноты на обратной стороне чертежей.

Пробегаю глазами нотные записи, и в памяти возникают прекрасные музыкальные картины, звучащие голоса моих друзей, восторг и радость, которые испытал я как исполнитель. Оглядываясь в прошлое, нахожу, что все хорошее в моей жизни было связано с церковью.

После восстановления храма в 1991 году я вновь переступил порог Петропавловской церкви. Многое изменилось во внутреннем убранстве, храм стал неузнаваемым, похорошел. К моей радости наверху сохранились хоры, где я провел много счастливых часов своей жизни. С одышкой я поднялся по ступеням на хоры, глянул вниз и испытал прежнее волнение. К сожалению, за долгие годы произошли невосполнимые утраты. Ушли из жизни опытные, знающие певцы, нет регента. Но у хористов есть страстное желание восстановить в храме ангельское пение.

 

<== Предыдущая страница        Оглавление        Клинцы        Следующая страница ==>